От лукавого

Лукавый - это дьявол; так он называется повсюду в старых религиозных книгах христиан. В Евангелии, например, дано было такое правило: "Пусть ваше слово будет всегда: "да, да", "нет, нет", а что сверх того, то от лукавого".
Считалось, что тот, кто клянется небом, землей или своей головой, делает это по наущению дьявола.
Теперь мы говорим: "Ну, уж это от лукавого", указывая на какие-нибудь запутанные доводы, которыми хотят прикрыть слабость своих рассуждений.

От Понтия к Пилату

Вот еще одно из многочисленных древних выражений, основанных на ошибке.
По легенде, когда был схвачен и предан суду Иисус, ни иудейский царь Ирод, ни римский наместник "понтийский Пилат", или "Понтий Пилат", не хотели взять на себя ответственность за его казнь и несколько раз направляли его под разными предлогами друг к другу. Можно было бы сказать, что его "гоняли от Ирода к Пилату". Но наших предков смутило два имени римлянина (а это было вещью вполне естественной: сравни Юлий Цезарь, Сергий Катилина, Септимий Север). В их головах Пилат разделился на двух человек: на "Понтия" и "Пилата". А потом перепутали и самую историю. Так и возникло представление, что Иисуса передавали "от Понтия к Пилату".
Теперь же у нас эти слова служат насмешливым определением всякой волокиты, когда человека гоняют от одного начальника к другому, вместо того чтобы быстро решить дело.

От радости в зобу дыханье сперло

Из басни "Ворона и Лисица" (1807) И. А. Крылова (1769- 1844):
Вещуньина с похвал вскружилась голова,
От радости в зобу дыханье сперло,
И на приветливы Лисицыны слова
Ворона каркнула во все воронье горло:
Сыр выпал - с ним была плутовка такова.

Отложить в долгий ящик

См. "В долгий ящик отложить".

Отрясти прах от ног

"Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с нагих ног!" - поется в одной из известнейших революционных песен. Откуда возник такой образ? Он пришел к нам из древности. Некогда, отрекаясь от знакомства с кем-либо, от старой дружбы, родства, покидая ставшее ненавистным место, человек у порога или на границе, ударяя ногой о землю, как бы отряхивал со своих ног малейшие частицы ее. Это знаменовало, что даже пылинки с того места он не хочет унести с собой, означало полный и окончательный разрыв. Обычай давно исчез, а образ его остался в языке: мы видим это уже не в первый раз.